
В конце этого года в Москве были проведены два важных совещания по военно-экономическим вопросам с участием президента Российской Федерации Владимира Путина.
Первое из них — расширенное заседание коллегии Министерства обороны. Мероприятие прошло 17 декабря 2025 года в Национальном центре управления обороной Российской Федерации. На нем обсуждались итоги работы за прошедший период, определялись приоритетные задачи по развитию Вооружённых Сил и укреплению обороноспособности страны.
Второе — совещание, проведенное в Кремле 26 декабря. На нем обсуждалась Государственная программа вооружения (ГПВ) на 2027−2036 годы (предварительное обсуждение параметров указанной программы проходило на первом из названных совещаний).
На обоих встречах главными выступавшими были Президент Российской Федерации Владимир Путин и министр обороны Андрей Белоусов. Оба выступавших затронули очень широкий спектр вопросов. После этого лучше стала понятна позиция Москвы по некоторым проблемам. В частности, стало понятно, что наши действия на Украине уже нельзя назвать «специальной военной операцией» (как это было анонсировано 24 февраля 2022 года). Оба выступавших признали, что события после 24 февраля 2022 года показали, что речь идет о долгосрочном противостоянии России и тех стран, которые мы называем «Западом». Тем более, что политики и государственные деятели ряда европейских стран достаточно прозрачно намекают на то, что где-то примерно через четыре года (в районе 2030 года) противостояние может стать горячей войной.
Путин и Белоусов дали понять и нашим согражданам, и западным политикам и генералам, что Россия переводит нынешние боевые действия на Украине в режим долгого управления. Кажется, пришло осознание, что речь идет не о «случайной» войне, а о цивилизационном противостоянии России и Запада, которое началось со времен святого благоверного князя Александра Невского (а, может быть, и раньше).
Точка не будет поставлена весной или летом следующего года, как полагали некоторые наблюдатели и эксперты. А если это «надолго и всерьез» (как говаривал «классик»), то неизбежно надо многое перестраивать в государственном управлении всеми сферами общественной жизни. В том числе в управлении экономикой.
Да, конечно, за четыре неполных года был сделан большой рывок в производстве многих видов вооружений и другой продукции военного назначения. Повторю те цифры, которые озвучил Владимир Путин на совещании в Кремле 26 декабря. Вот как увеличилось по сравнению с 2022 годом (т.е. за четыре года) производство наиболее важных видов военной продукции:
— бронетанкового вооружения — в 2,2 раза;
— военной авиатехники — в 4,6 раза;
— средств поражения и боеприпасов — более чем в 22 раза;
— БМП и БТР — в 3,7 раза;
— средств радиоэлектронной борьбы— в 12,5 раза;
— ракетного артиллерийского вооружения — в 9,6 раза.
Такой динамики военного производства за последние годы не продемонстрировала ни одна страна мира. Есть чем гордиться. Но также есть над чем задуматься. Ведь если, скажем, взять суммарные показатели военных арсеналов стран-членов НАТО, то, конечно, они в разы превышают любую позицию военных арсеналов Российской Федерации. Чтобы приблизиться к оружейным паритетам с Западом, нам надо в ближайшие четыре года поддерживать такую динамику военного производства, которая была в предыдущие четыре года.
Говоря о позитивной динамике военного производства России за последние четыре года, Владимир Путин отметил: «Это все результат общей работы предприятий оборонно-промышленного комплекса, ну и вообще всей экономики, конечно. Без развития и без стабильной ситуации в финансах, в экономике в целом это тоже было бы невозможно».
Да, в 2022—2025 гг. имела место экономическая мобилизация, но ее следует назвать «частичной». Были задействованы все производственные мощности тех предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК), которые функционировали в начале 2022 года (до этого у многих предприятий не было и 50-процентной загрузки). На ряде предприятий ОПК производственные мощности были в срочном порядке наращены, а численность работников значительно увеличена.
В конечном счете, подобный рывок в ОПК был обеспечен за счет резкого увеличения расходов из федерального бюджета. Прежде всего, расходов на ГОЗ (государственный оборонный заказ). И еще кое-каких расходов. Например, расходов на субсидирование процентных ставок по кредитам для предприятий ОПК.
Но возможности частичной военно-экономической мобилизации не беспредельны. Она упирается в ряд ограничений. Прежде всего, финансовые. Федеральный бюджет России не резиновый. Министр финансов Антон Силуанов неоднократно говорил, что дальнейшее наращивание военных расходов проблематично. Либо потребует резкого увеличения бюджетного дефицита и государственных заимствований. А при нынешних неприлично высоких процентных ставках в недалеком будущем федеральный бюджет будет обслуживать не ОПК, а государственный долг.
После горячих дискуссий «наверху» в принятом федеральном бюджете на 2026 год военные расходы снизились по сравнению с 2025 годом. Значит, бюджетный стимулятор не сможет обеспечить таких же ударных темпов наращивания производства ОПК.
Не менее серьезными являются ресурсные ограничения. Число предприятий ОПК России не очень велико. До начала СВО Минпромторг вел реестр предприятий ОПК, который был в открытом доступе. Тогда в нем числилось где-то около полутора тысяч предприятий. Потом реестр закрыли. Но в феврале 2024 года Путин обмолвился, назвал число предприятий ОПК: шесть тысяч. И у каждого из них есть сотни, а то и тысячи поставщиков и подрядчиков, живущих в условиях рыночной стихии.
Они поставляют на предприятия ОПК энергию, сырье, полуфабрикаты, электронные компоненты, станки и кузнечнопрессовое оборудование, инструменты, предоставляют услуги транспорта и связи и многое другое. Такие поставщики в условиях рыночной стихии даже не живут, а выживают. Все больше случаев, когда предприятия-поставщики становились банкротами; каждое такое банкротство — форс-мажор для предприятия, производящего конечную продукцию военного назначения.
Дальнейшее динамичное развитие военного производства предприятиями ОПК на столь зыбком фундаменте очень проблематично. По итогам трёх кварталов 2025 года индекс промышленного производства снизился до 1,1% по сравнению с 5,3% за аналогичный период 2024 года. Эксперты говорят, что скромный плюс промышленного производства был обеспечен именно за счет предприятий ОПК. Без них был бы ноль или даже минус. Росстат сообщает, что по итогам трех кварталов выпуск автотранспорта и прицепов сократился на 25,1% год к году. По группе «Машины и оборудование, не включённые в другие группы» имело место падение на 15%. По группе «Резиновые и пластмассовые изделия» — падение на 8,6%.
Экономика России в следующем году, согласно прогнозам многих экспертов, может войти в состояние стагнации (околонулевого развития). Что ставит под угрозу выполнение тех целей, которые определены планами развития производства ОПК на 2026−2027 гг. и Государственной программой вооружения (ГПВ) на 2027−2036 годы. Упомянутая ГПВ — необходимое, но не достаточное условие для того, чтобы мы действительно могли добиваться успехов в военном противостоянии с Западом.
А чего нам не хватает? Нам не хватает того, что было еще в 2014 году определено Федеральным законом «О стратегическом планировании». Он предусматривает разработку и принятие документа, называемого «Стратегия экономического развития Российской Федерации». Прошло уже более одиннадцати лет, а такого документа до сих пор нет. Его надо срочно принять. И суть «Стратегии» должна сводиться к полной мобилизации российской экономики. Полная мобилизация должна дополнять ту частичную, о которой говорится в ГПВ.
Еще один важный момент. На расширенном заседании коллегии Министерства обороны 17 декабря Андрей Белоусов обрисовал основные параметры ГПВ. Он озвучил четыре основные принципа формирования программы. Остановлюсь на последнем принципе.
Вот слова министра обороны: «В-четвертых, — учет при построении ГПВ повышения производительности работы предприятий ОПК. Предполагается, что за счет роста производительности труда будет обеспечено снижение затрат не менее, чем на 1−2% в год, что позитивно отразится на контрактных ценах и экономии средств».
А на совещании в Кремле 26 декабря Путин сказал нечто похожее: «В ходе реализации новой госпрограммы вооружения работа в этом направлении будет продолжена. Для этого уже разработан комплекс мероприятий, который обеспечит последовательное наращивание высокотехнологичных производств с их максимальной автоматизацией, рост производительности труда и — на что хочу особо обратить внимание — снижение себестоимости продукции. Здесь точно есть ещё над чем поработать».
И министр обороны, и президент РФ акцентировали внимание на необходимости повышения производительности труда и снижения себестоимости продукции на предприятиях российского ОПК. Хотел бы прокомментировать.
Трудно обеспечить значительное повышение производительности труда в ОПК, если при этом не растет или медленно растет производительность труда во всей экономике России. А она, увы, как росла черепашьими темпами, так и продолжает такими же темпами двигаться. Несмотря на то, что в 2019—2024 гг. у нас осуществлялся национальный проект «Производительность труда». Путин заявлял, что нам нужны ежегодные приросты производительности труда не менее 5−6 процентов. А за период действия упомянутого нацпроекта «Производительность труда» средний прирост был немного выше одного процента в год.
Вот и на «прямой линии» 19 декабря президент Владимир Путин сообщил, что прирост производительности труда в нашей экономике по итогам 2025 года составит лишь 1,1%. Как в советское время шутили: «Нельзя построить коммунизм в отдельно взятой деревне (отдельно взятом городе)». Так и в ОПК невозможно резко поднять производительность труда, если она низкая во всей остальной экономике. А она действительно низкая. В списках (рейтингах) стран по этому показателю мы находимся в четвертой или пятой десятке.
Также президент сказал о необходимости снижения себестоимости продукции предприятий ОПК. И министр обороны, говоря о ГПВ, озвучил задачу снижение затрат, или издержек производства. Что должно отразиться на контрактных ценах на продукцию ОПК. Да, снижение себестоимости (издержек производства) на продукцию ОПК — вполне реальная задача. Более того, и в предыдущие годы могло происходить такое снижение. Хотя и не так быстро и заметно, как хотелось бы. В результате внедрения более совершенной техники производства и повышения производительности труда. Но даже такие скромные достижения не вели к снижению контрактных цен. Такие цены обладали и обладают магическим свойством расти.
Объяснение такой «ценовой магии» очень простое: предприятия ОПК функционируют в условиях капитализма. Даже если компания внедряет какую-то технологию, снижающую и издержки производства (расходы на энергию, сырье, рабочую силу) цена на это не реагирует.
Главное для компании (даже если она входит в состав ОПК) является не достижение максимального общественно-полезного результата, а максимизация прибыли. Это азбучная истина политической экономии капитализма. В США военно-промышленный комплекс (ВПК) стал складываться еще в годы Первой мировой войны. И американский бизнес наживался на государственных военных заказах, не стесняясь взвинчивать цены на оружие, боеприпасы, другие товары военного назначения.
Такое обогащение военного бизнеса (не только в Америке, но и в России) «классик» называл «узаконенным казнокрадством»: «Громадное большинство торгово-промышленных предприятий работают теперь не на „вольный рынок“, а на казну, на войну… Капиталистическое хозяйство „на войну“ (т. е. прямо или косвенно связанное с военными поставками) есть систематическое, узаконенное казнокрадство» (Ленин В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться). Америка уже более века борется с этим «узаконенным казнокрадством», но без ощутимых успехов.
А кто-нибудь в состоянии был обуздать этого злого духа казнокрадства? Да, он был обуздан в Советском Союзе. И речь идет не только о том, что для предприятий советского ОПК главной и единственной целью стало обеспечение победы советского государства над врагом.
В советской экономике, которая с конца 20-х годов прошлого века перешла с рельсов так называемой «рыночной модели» (во времена НЭПа) на рельсы плановой модели", заработал противозатратный механизм. Об этом механизме я достаточно подробно пишу в своей книге «Экономика Сталина» (М., 2016).
Все страны, которые участвовали во Второй мировой войне, были капиталистическими. За исключением Советского Союза, который строил социализм с помощью плановой экономики. Так вот, во всех кроме СССР странах (как гитлеровской, так и антигитлеровской коалиции) цены на военную продукцию неуклонно росли. Несмотря на постоянные попытки государства обуздать этот рост. Ничего не получалось. Получилось только в Советском Союзе.
На эту особенность советской экономики обращают внимание многие вдумчивые экономисты и историки. Скажем, Татьяна Хабарова в статье «Социалистическая экономика как система (Сталинская модель)» пишет: «Себестоимость всех видов боевой техники за годы войны снизилась в целом в 2−3 раза, а сумма оптовых цен на нее — на 40 млрд. руб. Снижение оптовых цен на оружие в воюющей стране — это вообще небывалая в истории вещь».
Заключая, скажу: одобренная высшим руководством страны «Государственная программа вооружения на 2027−2036 годы» — хорошо, лично я ее поддерживаю. Она необходима, но не достаточна. Она заработает лишь тогда, когда в стране, наконец, появится Стратегия экономического развития России. Такая стратегия, которая позволит нам в кратчайшие срок перевести экономику с рельсов либерально-рыночной модели на рельсы плановой (и одновременно мобилизационной) модели.











